приносил домой в четвертаках и мятых долларовых купюрах, которые он собирал, играя на своем ведре, на Таймс-сквер. А деньги им были нужны регулярно.
Они говорили, что хотят, чтобы Ларри поехал, но каждый раз, когда Ари отправлялся в Гарлем, чтобы привезти их в паспортный стол, потому что они должны были расписаться за него, так как он был несовершеннолетним, они придумывали отговорку, почему сегодня ничего не получится. И эти двое ничем толком не занимались, кроме ожидания, что Ларри вернется домой с 60 долларами.
В конце концов Ари пришел к ним домой с этим крупным парнем, занимающимся боевыми искусствами, который, по сути, угрожал им, чтобы они позволили Ларри получить паспорт прямо сейчас.
Я должен был догадаться, что сольное выступление на саксофоне в канун Нового года - это ошибка. Фишка соло в том, что если у меня есть публика, я могу расслабиться и растянуть ее. Я могу играть с ними, сдерживаться, не давать им то, что они хотят, когда они этого ожидают, оставлять большие молчаливые паузы, играть одну ноту с идеальным тоном и оставлять ее на мгновение, а затем резко поворачивать влево.
Но если они не со мной, если они беспокойные или шумные, тогда я начинаю толкаться и теряюсь. Я играю слишком сильно и много и выдыхаюсь через пятнадцать минут.
В канун Нового года, когда за билет заплачено немало денег, это гарантированный способ заставить людей почувствовать себя обокраденными, когда концерт длится всего сорок минут.
-
Перед шоу Ари, Ларри, Наталья и я отправляемся на новогодний ужин. Рост Ларри не превышает пяти футов, а один глаз у него ужасно косит. В целом его поведение безупречно, он вежлив и совсем не буйный. Но он - крепкий паренек из Гарлема, и если немец ростом метр восемьдесят пять посмотрит на него не так, как надо, Ларри тут же окажется у него перед носом. Такое случается часто. Есть что-то такое в этом крепком черном пареньке с косыми глазами, что немецкие мужчины находят очень забавным и хотят поиздеваться над ним. Я думаю, что кто-то будет убит.
Мы находимся в ресторане, и Ларри заказывает рыбу. В ресторане очень вкусно. Я должен отдать должное Наталье, потому что это едва ли не лучшая еда, которую я когда-либо ел в Германии. Она также прекрасно ладит с Ларри.
Ларри приносят рыбу, и он смотрит на нее. Берет вилку и играет с ней минуту.
Наталья говорит: "Что случилось, Ларри? Тебе не нравится твоя рыба?"
"Это не рыба".
"Да, Ларри, конечно, это рыба".
"Нет, это не так".
"Попробуй на вкус".
Ларри откусывает небольшой кусочек прекрасной рыбы и выплевывает его.
"Это не рыба. Пойдемте."
Ари объясняет Наталье, что Ларри ел только сэндвичи с рыбой из "Макдоналдса", и для него это очень непривычно.
Ларри выходит и играет на своем составном ведре, которое мы привезли из Нью-Йорка. Он великолепен.
Мы с Натальей обошли все магазины игрушек во Франкфурте и скупили все крошечные шумелки для детей, маленькие пластмассовые саксофоны, щелкунчики и свистульки, которые разбрасывали зрителям перед концертом.
Я выхожу на сцену в полночь и, подходя к микрофону, слышу, как хлопают пробки от шампанского. В этот момент я понимаю, что музыка и энергетика того, что я собираюсь сделать, не совпадут с ожиданиями и энергией толпы. Я не знаю, о чем я думал, играя соло на саксофоне в канун Нового года. Очевидно, то, что я собираюсь сделать, не будет достаточно праздничным для этого случая. Как я уже говорил, я помню каждый свой неудачный концерт, и этот был одним из них.
Фрагменты этого концерта есть в фильме Улли Пфау "Джон Лури: A Lounge Lizard Alone. Там есть моменты, которые показывают, какими могли бы быть сольные концерты. Там также есть кадры, как мы с Натальей ходим и покупаем игрушечные шумовые колонки.
Я немного расстроился, но лишь на минуту, потому что на следующий день мы с Натальей отправились в Африку. Я сделал все свои снимки. Мы летели из Штутгарта во Франкфурт, а затем в Найроби.
Когда мы пересаживались на другой самолет во Франкфурте, все сумки лежали на асфальте. Вы указывали на свою сумку, а затем ее загружали в самолет. Вот только моей сумки там не было.
Сотрудник Lufthansa сказал, что все в порядке и что это будет на следующем рейсе. Я немного волновалась, потому что в моей сумке было противомалярийное лекарство, и я не знала, действительно ли это опасно или нет, чтобы не принимать его.
Мы с Натальей решили провести одну ночь в Найроби, а затем поехать на восток, к океану, и оказаться где-то в районе Момбасы.
Когда мы прилетели в Найроби, я позвонил в Lufthansa и узнал, что следующего рейса нет, что через два дня будет рейс и что я могу договориться о том, чтобы мою сумку отправили в Момбасу.
Как обидно было узнать, что сотрудник авиакомпании на асфальте солгал мне, чтобы ускорить процесс.
Мы не знали, что делаем. Позже я узнал, что было сорок три варианта того, как мы могли погибнуть, путешествуя без сопровождения по африканским джунглям из Найроби в Момбасу. Я полагал, что Наталья знает все об Африке, и она полагала то же самое обо мне.
Кения удивительна. Не проходит и пятнадцати минут за пределами города, как перед вами предстает первозданный пейзаж. Растительность простирается на равнинах под низким небом, и это создает атмосферу, которую можно описать только как Африку. Чувствуется, что здесь зародилась жизнь. И куда бы вы ни посмотрели, везде животные.
В пятнадцати минутах езды от Найроби в ста ярдах слева от меня живут жирафы и зебры.
Когда мы уже почти приехали, может быть, в пяти милях от Момбасы, у нас спускает колесо. Наталья впечатлена тем, что я умею менять шины. Ну, не совсем впечатлена. Она удивлена.
Но мы находимся в этой маленькой деревушке, через которую проходит дорога, и солнце уже садится. Это тот самый расслабленный момент дня, когда небо распространяет на все доброе тепло. Я много лет жила в Гренаде на вершине очень крутого холма, и на закате можно было видеть, как походка людей, особенно женщин, превращается в нечто иное. В прогулку.
Думаю, время суток нас спасает. Потому что прохожие смотрят на нас с открытой враждебностью.
И я думаю: черт, эти люди раньше жили прямо на берегу океана, где жизнь была хорошей, а еды было много, а
